– Юлёныш, дай Ланочке денег, хорошо? Она впадает в депрессию, когда лишается возможности ходить по магазинам и покупать, покупать, покупать. Тот еще шопоголик.
– Конечно, Никита. А сколько?
– Ну, сколько сможешь… Договорились?
– Угу, – без энтузиазма промычала я.
Если Ланочка узнает, сколько у меня осталось Никитиных денег, ей не избежать самой суровой депрессии. Никакого шопинга по крайней мере в ближайший месяц!
Так. И что теперь делать? Вот ситуация! Ну, ничего… Сейчас я обязательно что-нибудь придумаю…
Кто-то преуспевает в бизнесе, кто-то отлично владеет клюшкой для гольфа или вязальными спицами, кто-то блестяще просчитывает финансовые риски или печет мясные пироги. А еще существует категория людей, невероятно успешных в искусстве портить себе нервы. Их хлебом не корми, дай поиздеваться над собственной нервной системой. Они не живут, а мучаются, окруженные липкой пеленой неясных страхов и предчувствием грядущих трагедий. Эти несчастные наделены буйным воображением и умением проецировать на себя все несчастья мира. Они – жертвы наводнений и землетрясений, пассажиры автобусов, упавших в пропасть, и добыча маньяков – и все это за каких-то тридцать минут вечерних теленовостей…
Наверное, я из их числа.
Подскочила с кровати ночью, вновь разбуженная страшной мыслью, и долго сидела в темноте, не в силах справиться с сердцебиением… Совесть, смачно чавкая, доедала мои внутренности. А что, если Воскресенского действительно можно было спасти? Я же говорила об этом Глебу, собиралась вызвать «скорую»! Но он отмахнулся!
Вдруг налетчики, увидев депутата в крови, распростертым на полу, спешно покинули дом? А депутат вовсе не умер, он только потерял сознание. И, доставив Воскресенского в больницу, мы бы его откачали! Но я и Глеб позорно и без оглядки бежали, стараясь предельно увеличить расстояние между усадьбой и нашими персонами. Зачем я послушалась трусливого дизайнера и не вызвала милицию?
Вот поэтому печальный дух Воскресенского меня не отпускает, поэтому постоянно стоят перед глазами страшные картины. Я виновата! Не спасла его…
Стоп!
Не слишком ли много я пытаюсь на себя взять? В тот момент у меня была другая задача – вынести из-под пуль ребенка. Хотя бы с этим я справилась. А в охранники к депутату я не нанималась…
Но вызвать «скорую» могла бы!
Я упала на кровать и накрыла голову подушкой. Какое мучение. Кто-то внутри меня произносит все эти ужасные слова, не дающие покоя…
– Нонна, займи денег.
– Ну.
– В смысле?
– В смысле – уже. Легко.
Нонна сидела уткнувшись носом в бухгалтерские документы, ставила в них закорючки, а также увлеченно колотила по калькулятору и одновременно заполняла на компьютере экселевскую таблицу. Я настигла подругу в близлежащем офисе.
– Понимаешь, перечислила деньги на операцию одному ребенку.
Нонна наконец взглянула на меня:
– Что-то случилось? Чей ребенок? Какая операция?
– Да прочитала в газете призыв о помощи.
– То есть ребенок тебе незнаком?
– Конечно нет.
Нонна тупо уставилась в бумаги. Потом вновь подняла взор:
– И сколько перечислила?
– По твоим меркам – сущие копейки.
– А по твоим?
– Солидную сумму. И теперь мне нужны деньги, так как позвонил Никита и велел срочно спонсировать Ланочку, потому что она…
Нонна, не дослушав, встала и вышла из кабинета. Вернувшись, положила на стол передо мной увесистую денежную «котлету».
– Сердобольная ты моя, – сказала она.
– Я поступила неправильно? – с вызовом поинтересовалась я.
– Знаешь, пожалуй, лучше мне промолчать.
– Нет, скажи!
– По крайней мере, ты верна себе. А это всегда вызывает уважение.
– Спасибо, хоть идиоткой не назвала. Ева вчера так прямо и сказала.
– А ты ее не слушай! – тут же подскочила Нонна. Видимо, обиделась за подругу. Хотя и у нее самой, полагаю, вертелось на языке то же слово. – Эта Ева… Она хоть что-то когда-то сделала доброе не для себя, а для других?
– Конечно! Платье мне дала красивое, офигенное, я его на концерт надела. И еще тебя по всему городу искала, когда я к батарее привязалась!
– Горе ты мое! – вздохнула Нонна. – Уйди, не мешай работать.
– Все, уже ушла.
На пороге я нерешительно обернулась:
– Нонночка, это…
– Что еще? – гюрзой прошипела подруга, снова отрываясь от важных бумаг.
– Не знаю, когда отдам деньги. Вообще-то скоро зарплата, и еще в «Стильной леди» должны гонорарчик подки…
– Как сможешь, так и отдашь.
– Любимой подруге конечно же без процентов? – нежно проворковала я, безучастно рассматривая липу за окном.
– Ща как по роже тресну! – возмущенно рявкнула Нонна. – Какие проценты? Ты за кого меня держишь?!
– Просто уточнила, – кротко сказала я. – Страна у нас капиталистическая. Всюду денежные отношения.
– Проваливай! Нет, постой.
Нонна опять вышла и вернулась с другой пачкой денег.
Наверное, в соседней комнате у нее печатный станок.
Можно я буду там жить?
– Вот, возьми.
– Это взятка? Чтобы я наконец-то сгинула с твоих глаз? – обрадовалась я.
– Нет! Перечисли на операцию ребенку.
– О, Нонна! – задохнулась я от восторга и благодарности.
– Это будет мой взнос. Что там с дитем?
– Редкое генетическое заболевание. Но шансы хорошие.
– Отлично. Теперь иди. Ты время у меня отнимаешь.
– Дай я тебя поцелую?
– Еще чего не хватало! С Никитой будешь целоваться, – отрезала Нонна. – До свидания!
– Нонна, спасибо, спасибо! Ну, я пошла. Уже иду. Побегу в банк, отправлю деньги.