Кейс. Доставка курьером - Страница 88

– Если Воскресенский собирался отдать кейс своему другу Ремартову, ему вовсе не надо было устраивать шоу. Просто взял бы и отнес, – пробормотала я.

– Наверное, именно этого он и не хотел делать: передавать кейс самолично.

– Отправил бы с курьером.

– Да. И именно с курьером, который смог бы в красках описать, как депутат бился в конвульсиях на полу, как поливал кровью коврик!

– Хм… Ты хочешь сказать, Воскресенскому просто был нужен свидетель?

– Да, свидетель нападения. Причем личность достаточно коммуникабельная и болтливая, со множеством контактов на определенном уровне. И Воскресенский пригласил Глеба. Дизайнер подходит на эту роль идеально – у него не так-то много извилин, зато длинный язык и бездна знакомых в среде городского бомонда. Но депутату подвернулась ты. Тоже неплохой вариант.

– Ты имеешь в виду – одна извилина, еще более длинный язык и еще более внушительный список знакомств? – загрустила я.

– Конечно, я не это имею в виду, Юля! Не утрируй. Вас с Глебом и сравнивать нельзя. Ты умница, а он явно оказался в самом конце очереди, когда Бог раздавал мозги.

Но Глебу все-таки хватило ума держать язык за зубами, а я оповестила половину города об инциденте на депутатской даче и о кейсе, полученном от Воскресенского!

– А зачем депутату понадобилось изображать труп?

– Откуда нам знать? Предположим… Возможно, Воскресенский хотел обеспечить себе алиби на тот период, когда Ремартов получит в руки документы и начнет шантажировать твоего любимца Андрея Холмогорова. Мол, я тут ни при чем!

– Холмогоров – вовсе не мой любимец! – взвилась я. – Слышать о нем не хочу!

– Да не важно.

– Но почему Воскресенский четко не назвал фамилию Ремартова, почему пыхтел, булькал, хрипел?

– Возможно, он назвал, а ты не поняла? Или переиграл малость, увлекся?

– Да, вероятно. Сейчас я уже ни в чем не уверена на сто процентов. Наверное, он и сказал, да я не расслышала. Я же была в шоке!

– Вот именно.

– Да, интересные отношения у друзей – Воскресенского и Ремартова. Раз одному из них требуются столь невероятные усилия, чтобы внушить другому определенную мысль. Воскресенский не мог просто взять и сказать Ремартову – вот тебе английский договор, пользуйся, шантажируй кого надо, но я должен остаться чистеньким?

– Значит, не мог, – пожала плечами Нонна. – Сейчас лучше подумать о том, как использовать полученную от Насти информацию. Ведь нам повезло! Ты могла бы не узнать стриптизера.

– Да, верно.

– Мы, Юля, могли бы вообще не поехать на девичник! Но мы поехали! И тебе на глаза попался стриптизер.

– Еще бы он мне не попался! Центральная фигура девичника, можно сказать. Гвоздь программы.

– Но ты его узнала, несмотря на то что упилась в стельку.

– Вздор! Нонна, ты преувеличиваешь. Я твердо стояла на ногах.

– И мы отправились в агентство «Фиолетовое облако», превозмогая твой жуткий голод, усталость и нервозность. И нашли менеджера по ВИП-проектам, хотя ты, Юля Бронникова, упорно тащила меня в ресторан! К счастью, я настояла на своем!

Нонна сделала паузу, выжидая отпора и протестующих воплей. Но я кротко промолчала. Ладно. Если ей так угодно. Пусть считает себя самой умной.

– Теперь ты располагаешь информацией, подтверждающей – верить Воскресенскому нельзя. Он матерый обманщик.

– Но что из того? Я и сама только тем и занимаюсь. Вру безостановочно, – покаянно вздохнула я.

– Если депутат станет на тебя наезжать, намекнешь ему: мол, знаю-знаю о вашем актерском таланте. Все было подстроено.

– А он с испугу меня укокошит. Ему это раз плюнуть.

– Ты думаешь?

– Уверена.

– Хм… Отличные парни заседают в нашей городской думе! – восхитилась Нонна. – Честные, смелые, решительные.

– Вот именно…

За окном замелькали проспекты родного города, но мы так и ничего и не придумали. Но не зря же мы потратили столько энергии и смекалки, клещами вытягивая сведения из Насти? Неужели нельзя будет использовать их в свою пользу?

Впрочем, все наши предположения насчет того, почему Воскресенский решил доставить кейс Ремартову столь замысловатым образом, так и останутся всего лишь предположениями. Мы не знаем подоплеки действий Воскресенского.

Мы вообще ничего не знаем.

В ясный солнечный день я на аркане тащила Глеба в гости к свекрови. Лана Александровна пригласила нас на обед, сгорая, вероятно, от нездорового любопытства. Она жаждала познакомиться с дизайнером, причисленным ею (с моей подачи) к гомосексуалистам.

Что я наделала!

Сначала дизайнер упирался, словно своенравный конь, артачился, рыл землю копытами.

– Юля, у меня дел выше крыши!

– Если не пойдешь, я на тебя обижусь! – пригрозила я.

И Глеб в назначенный час появился в моей квартире с кокетливым букетом мелких роз и плоской коробочкой.

– Ой, – растаяла я. – Спасибо!

– Юля! Это для Ланы Александровны!

– А-а… – разочарованно протянула я.

– Я же не пойду в гости к твоей яростной свекрови с пустыми руками! Вот, цветы.

– А в коробке?

– Шейный платок. Не трогай, испортишь упаковку!

Мы вышли на улицу. Солнце приятно грело, но ветерок освежал. Он шевелил кроны деревьев и гнал по тротуару белые лепестки яблонь – уже, увы, облетевших – как напоминание о чем-то прекрасном, недолговечном и безвозвратно утерянном… Мы с Глебом синхронным жестом нацепили солнцезащитные очки.

– Пришлось перекроить весь мой график ради этого обеда, – желчно заметил дизайнер.

– Сам виноват. Не надо было руки распускать, – отрезала я. – Идем!