– Нет, не сказали! Фамилия не прозвучала!
– Да сказал же я, сказал.
– Нет! Вы потеряли сознание! – продолжала упорствовать я.
– Ну хорошо, хорошо… Пусть… Хотя не знаю… Мне кажется, я раз тридцать тебе повторил – отдай кейс Андрею Ремартову, отдай кейс Андрею Ремартову…
– Да вы вообще ничего не соображали в тот момент! – возмутилась я. – Хрипели, сопели, булькали!
– Правда?
– Да!!!
– Надо же… Ну хорошо, я понял… Ты не смогла доставить кейс адресату. Печально, конечно. Но несмертельно. Андрею было просто необходимо получить эти документы к определенному сроку. Но не вышло… Надеюсь, он меня простит. Где кейс? Почему ты не принесла его?
– Так ведь…
– Раз ты не знала, кому его отдать… Почему сейчас-то не принесла, Юля? А?
– Так я же его отдала, – виновато прошептала я.
– Что?
– Отдала я кейс, – едва слышно повторила я.
– Кому? – похолодел Воскресенский.
Как же он меня достал со своим кейсом! Со своими проблемами! Махинациями! Интригами! Да пошел он к черту!
– Я отдала кейс Андрею Холмогорову.
– Кому?
– Холмогорову. Ну, чиновник в мэрии. Вы его наверняка знаете.
– Холмогорову, – помертвевшими губами повторил депутат. – Холмогорову…
О-о-о…
Какой эффект произвели мои слова! Воскресенский вытаращил глаза, закрыл рот ладонями…
– О господи, – прохрипел он. – Ты отдала кейс Хол-мо-го-ро-ву…
– Да, ему. Мне показалось, именно эту фамилию вы назвали, теряя сознание.
На всякий случай не буду признаваться, что заглядывала в кейс. Думаю, и без того Воскресенскому захочется меня убить.
– Ты отдала кейс Холмогорову, – как заведенный повторял депутат.
– А Холмогоров, если вы успели заметить, тоже Андрей! – напомнила я. – И потом, он очень влиятелен. Практически управляет городом. А вы так и сказали: этот человек контролирует весь город.
Вот и получите!
– Идиотка, – выдохнул депутат. – Какая же ты идиотка!
Я отшатнулась, прикусила губу и заморгала.
– Да Холмогоров – последний человек, в руки которого должны были попасть эти документы! – выпалил депутат. – Ты дура, дура, дура!
Я замерла, изумленная силой его ярости. Злость буквально выплескивалась из депутата и била мне в грудь обжигающей волной…
– Вы так не нервничайте, – обиженно заметила я. – Рана откроется. А хирурга с золотыми руками, увы, поблизости нет.
– Она еще и язвит! Идиотка, дура, курица безмозглая! Негодяйка, тварь!
Истинное лицо Воскресенского, не прикрытое искусно слепленной маской интеллигентности и мягкости, проявилось во всей его красе. Он вращал глазами, выпрыгивающими из орбит, брызгал слюной, кривил губы. Он выглядел омерзительно! А слова, им произносимые, жалили, как ядовитые стрелы.
Слезы брызнули так внезапно! Я вскочила и бросилась к двери, шмыгая носом и вытирая мокрые щеки.
– Проваливай, идиотка! Беги! Беги скорей! Какая дура… Ты же нам все испортила! Все загубила! Отдать кейс Холмогорову… Это ж надо! Кому? Холмогорову! Идиотка, тварь! Я тебя найду, уродина жирная, я тебя найду… Никуда не денешься… Ты же нас на миллионы кинула! Проституткой в бордель отправлю, будешь всю жизнь эти деньги отрабатывать!..
Мы бились в истерике. Неблагодарный подлец Воскресенский – в гостиничном номере. Я – на скамейке у гостиницы.
Да, неблагодарный! Сколько часов я провела в волнениях о его судьбе! Приставала к людям с расспросами, переживала… А он назвал меня жирной уродиной. И пообещал отправить в бордель.
Мерзкий, двуличный тип. Как быстро он отказался от благопристойных манер! Их словно ветром сдуло, и его подлая сущность сразу вылезла наружу.
Народный избранник называется.
Да он козел самый настоящий!
Я достала из сумки бумажный платочек и промокнула физиономию. Потом откинулась на спинку скамейки и осмотрелась. И обнаружила себя в снопе ликующего солнечного света, посреди великолепного майского дня. Я словно выбралась из норы злобного тролля на свежий воздух.
Жизнь продолжается.
Да, Воскресенский брызжет ядом. Но как бы он ни бесновался, моя жизнь продолжается, и она прекрасна! Я прямо сейчас это поняла. Вокруг гостиницы был разбит мини-парк, превращавший уединенное местечко в настоящий рай. За моей спиной возвышалась синяя ель, благоухали кусты сирени, прямо перед глазами раскинулась клумба с тюльпанами. Крупные, яркие, они цвели буйно и радостно…
К черту Воскресенского и его претензии. Забуду о нем и его угрозах. Буду просто жить. Буду радоваться каждому мгновению, впечатлению, запаху, цвету! Пока меня не укокошили или не отправили в бордель.
Конечно, и в борделе можно найти повод для радости. Весьма специфический… Но уж лучше я прямо сейчас начну наслаждаться жизнью, этим воздухом, пропитанным цветочными и еловыми запахами, и этим синим небом… И забуду про отвратительную сцену, разыгравшуюся минуту назад!
Забуду. Забуду. Забуду!
У меня, естественно, ничего не получилось. Истеричные вопли депутата гремели в голове, перед глазами стояло его лицо, искаженное злобой. Словно кто-то брызгал черными чернилами на картину майского дня, умиротворенного и радостного, наполненного очарованием весны… Хочу быть листиком, букашкой, травой. Тогда я смогу безмятежно наслаждаться солнечным теплом и избавлюсь от мыслей, превращающих мои мозги в пульсирующий и трепещущий комок страха.
…Фортуна вдруг меня пожалела и преподнесла сюрприз. Заиграл мобильник, на дисплее я увидела любимое имя.
Нет, не Андрей!
К черту всех Андреев.
Никита!
– Малыш, привет! Как только выдалась минутка, сразу позвонил. Ужасно соскучился!